За всю историю публикаций алтайского эпоса в переводе на другие языки - в основном на русский - принципы перевода были неоднотипными. Условно можно выделить четыре типа переводов.
Пересказы содержания оригинала на русском языке. Они представлены в трудах дореволюционных собирателей В.И. Вербицкого, Г.Н. Потанина, А. Калачева. В середине ХХ века художественные переводы героических сказаний были ориентированы на читателей-любителей алтайского фольклора, к которым обращались писатели П. Кучияк и А. Гарф (Сказки Алтая, М., 1939). К такого рода переводам-пересказам единажды обращался и С.С. Суразаков, но его пересказ не был лишен научной ценности, поскольку сопровождал публикацию на алтайском языке полного текста сказания "Еленгир", записанного от сказителя Н. Ялатова [17].
Начиная с 30-40-х годов широкую известность получили поэтические переводы алтайского эпоса. В 1937 г. вышел сборник "Алтайские сказки", в нем были опубликованы два сказания "Юскюзек" и "Токумаш". Вслед за ним - сб. "Темир-Санаа", состоящий из 4 эпических текстов в записи от сказителей Ш. Шунекова, Баргаа Кучияковой и Санаа Туганова [16]. Отдельным изданием в переводе А. Смердова выходит сказание "Алтын-Туудьы" [4], записанное по памяти П. Кучияком от своего деда Ш. Шунекова. И, наконец, - "Алтай-Бучай" и "Малчы-Мерген", под таким названием вышли два солидных по объему сборника, в них на русском языке были представлены 13 сказаний в записи от сказителя Н. Улагашева [19;20]. В общей сложности объем этих текстов в оригинале составляют более 17 тысяч стихотворных строк. Впоследствии к столетию сказителя [1967 г.] из этих двух сборников были переизданы переводы сказаний "Алып-Манаш", "Малчы-Мерген", "Кёзюйке", "Баян", "Ёскюс-Уул" [18].
Так в сороковые годы русский читатель ознакомился с 21 алтайским сказанием. Все они были представлены в переводах новосибирских поэтов А. Коптелова, В. Непомнящих, А. Смердова, И. Мухачева, Евг. Березницкого, Е. Стюарт. Несмотря на то, что переводчики придерживались ритмизации и рифмовки русского стихосложения и недостаточно учитывали особенности алтайского эпического языка, их переводы для своего времени сыграли положительную роль: они приоткрыли для русского читателя богатейшее эпическое наследие алтайцев. Более того, продолжили плодотворное сотрудничество русских ученых и писателей с представителями коренных народов Сибири, заложенное в дореволюционное время такими выдающимися деятелями науки как В.В. Радлов, В.И. Вербицкий, Г.Н. Потанин, Н.М. Ядринцев и др.
К поэтическим переводам следует отнести и перевод сказания "Когутэй", вышедший в Москве (1935). Как известно, в 1914 г. запись, осуществил собиратель фольклора Г.М. Токмашов, он же и перевел его в тесном сотрудничестве с русским писателем В.Я. Зазубриным, который был и редактором перевода. Сопереводчик в предисловии писал: "...редактор делал те или иные исправления только после того, как русский и алтайский тексты были тщательно сличены. Его (Токмашова - З.К.) перевод был сугубо прозаическим. Ритм теперь введен в соответствии с подлинником, в пределах возможного..." [9, с.9].
В 1933 г. перевод "Когутея" был опубликован в журнале "Новый мир" [11], а через два года со вступительной статьей и примечаниями известного тюрколога Н.К. Дмитриева был издан отдельной книгой в серии "Фольклор", издававшейся под общей редакцией Ю.М. Соколова [9].
Подлинник записи "Когутея", сделанный Т.М. Токмашовым, не сохранился. Но с большой определенностью можно утверждать о том, что были две записи этого сказания от сказителя М. Ютканакова. В примечаниях Н.К. Дмитриев пишет: "... По основной версии бобренок, превратившись в человека до приобретения коня, оставил шкуру у жены с наказом хранить, причем жена, в конце сказки, нарушает этот наказ.
Вторая версия представляет дело так, что бобренок сжигает шкуру по совету коня, который с тех пор становится его верным помощником". [9, с. 193].
Подтверждение о существовании двух записей "Когутэя" находим и у В.Я. Зазубрина: "В примечаниях профессора Н.К. Дмитриева (к ст. 2664, 2684, 3118) сказано: Перевод далёк от оригинала... Во второй версии несколько иначе...
Все эти разноречия вызваны тем, что редактор русского перевода работал над более полным вариантом "Когутея". Переводчик Г.М. Токмашов, к сожалению, представил в распоряжение Н.К. Дмитриева несколько иной текст сказки (сокращенный)" [9, с. 9-10].
По некоторым совпадениям из текстов, приведенных в примечаниях, можно предположить, что текст, включенный в школьную хрестоматию [10], и одна из версий, по которым Н.К. Дмитриев сопоставлял перевод "Когутея", один и тот же. Но в хрестоматии убран эпизод сожжения шкуры бобренка. Это типичное явление - в школьных пособиях по литературе эпические тексты обычно даются в сокращении. Но тем не менее этот текст объемом 2150 строк и, текст, переизданий в серии "Алтай баатырлар" (т. 1) явился для С. С. Суразакова и для нас исходным материалом для сопоставления его с переводом. По определению С.С. Суразакова это - "поэтический перевод без ритмизации рифмовки", в его основе лежит "свободный стих" [15. с. 232].
Вполне естественно такой принцип перевода предопределяет не только те недостатки, о которых пишет В.Я. Зазубрин, например "стихи одной строки передавать двумя русскими" [9 с. 9]. Отступление от оригинала проявляется в упущении или добирании смыслового содержания новыми, отсутствующими в оригинале стихотворными строками. Они обнаруживаются и в искаженном понимании стихотворной фразы, в неудачных терминах.
Ср.:
Его счастье
Как река течет.
Богат он,
Могущественный начальник народов
[ 9, с. 50]
В оригинале:
Агын jаан суулары болзо,
Аржан болуп аккан.
Эрjинелӱ бай болтыр,
Эркетендӱ бий болтыр.
[Алтай баатырлар, Т.I, с.90]
Буквальный перевод:
Быстрые глубокие реки его / если о них сказать/,
[Подобно] целебным источникам текли, оказывается
Был [он] бай с наследными табунами,
Был [он] бий [с рождения] вольнолюбивый.

Как видим река выступает в прямом обозначении. Под счастьем же алтайцы понимают богатство, состоящее из табуна и стада, земли и народа. И все это в эпосе обычно по величине сравнивается с недосягаемо высокой горой - тайгой, а не с рекой /Сравните с "Очи-Бала": "Тайга кептӱ jӧжӧмди - Богатство мое с гору накопленное" - [3, ст. 1311). Слово начальник - термин из современного русского языка, также вносит диссонанс в эпическую поэтику.
Искажение оригинала проявляется и в стихотворных фразах, которые не типичны для эпического мировосприятия. Сошлемся на пример, приведенный Н.К. Дмитриевым: Эргек тӧскӧ, эрин тишке [9, с.186; АБ, 1, с. 97], дополнив его своими пояснениями. Дмитриев поясняет смысл, заключенный в строке с двойной аллитерацией: "... вонзать в тебя пальцами по сустав, и зубами, которыми я прихвачу тебе губы". Это-одна из эпических вариаций диалога, которым обмениваются богатырь и его соперник перед поединком. Буквальный его перевод: "Большой палец к основанию, губы к зубам". В рассматриваемой книге переведено:
...Зубы к зубам,
Кулаки к кулакам,
Силами померяемся. [9, ст. 717-720]
В какой-то мере приближенно представлено намерение богатырей к поединку, но сказано слишком по-русски. Между тем эта образная строка (переведенная в три строки) содержит несколько иной смысл: в эпосе часто упоминается, что сила богатыря (иногда душа его) заключена в его большом пальце. Поэтому богатырь в поединке стремится вырвать большой палец вместе с основанием у своего противника. Что касается второй части строка "эрин-тишке - губы к зубам", то здесь явно напрашивается аналогия: вырвать зубы защищаемые губами. Но у этой вариации возможен и другой смысл: (в решении спора) померяемся ли силой больших пальцев, померяемся ли силой своих слов.
Мы не ставим цели выискивании недостатков в переводе "Когутея". Недочеты в любом переводе, тем более в первых попытках проявления алтайского эпоса на русском языке, всегда принимаются с должным пониманием. Этот перевод- при всех недостатках- навсегда остается явлением в алтайской фольклористике. Знание одним из переводчиков языка оригинала продиктовал выбор свободного стиха, что давало более широкую возможность проявить национальный колорит алтайской эпики. Ср.:
Много народов там собралось.
Много лошадей у коновязей привязано,
Лица богатырей, как пламя, горят,
От дыхания коней туман поднимается,
Острые пики, как верхушки пихтового леса торчат.
Сабли, как лед, на солнце сверкают.
Лучшие кони на привязи стоят,
Лучшие богатыри у входа ждут. [9. с. 85]

Переводчики во многом стремились сохранить синтаксические обороты, которыми изобилует эпический язык алтайцев. Ср.:
Имеющие губы не посмеют
Словами тебе противиться.
Имеющие челюсти не посмеют
Тебя ругать.
Имеющие большой палец не смогут
Тебя победить.
Носящие воротники не решатся
Тебя за ворот взять. [9, с. 116-117]

Опыт перевода эпоса "Когутэй" был использован А. Коптеловым при переводе по подстрочникам сказаний "Кан-Сулутай", "Ак-Тайчи", "Алтын-Коо".
С.С. Суразаков, отмечая, что перевод не лишен отклонений от оригинала, вместе с тем давал высокую оценку изданию эпоса "Когутэй". Он писал: "Переводчики стремились, прежде всего сохранить поэтическую образность и национальный колорит речи... перевод Г.Токмашева и В.Зазубрина весьма поэтичен, близок к научному... к такой мерности и плавности, соответствующим речи оригинала, стремились и мы при переводе "Маадай-Кара" [15, с. 232; 233].
Таким образом, есть все основания для вывода о том, что это издание - и перевод эпоса, и содержательная вступительная статья Н.К. Дмитриева, и его же не менее содержательные примечания к тексту с привлечением обширного сопоставительного материала по эпике народов мира - явилось предтечей всех последующих работ в переводческой практике алтайского героического эпоса.
изданного в академической серии "Эпос народов СССР" [12], новосибирский поэт А. Плитченко осуществил его поэтический перевод. [13]. В послесловии к нему С.С. Суразаков писал: "... переводчик старался быть предельно близким к оригиналу. Он сохраняет свойственные оригиналу синтаксические конструкции, сложные эпитеты, колоритные сравнения и метафоры. Сохраняется алтайский дух, интонация, эпичность повествования и юмор... размер обычного русского четырехстопного ямба, с присущей ему ритмической емкостью, наиболее соответствовал размеру "Маадай-Кара", в котором каждая строка состоит из восьми слогов и делится на два полустишья (по четыре слога)... с закрепленным ударением на последнем слоге (в редких случаях появляется дополнительное ритмическое ударение на втором слоге). Автор послесловия отмечал, что типичные для народной эпики стилистические приемы как аллитерация, как единоначатие (анафора) сходных звуков, слогов передать невозможно, но переводчик проявил и эту особенность. Ср. "Седою головой поник, /Сидит и думает старик/." Наиболее органично проявлены строфико- синтаксические анафоры типа "Где милым детушкам играть,/ Шелка постелены, играй./ Где милым девушкам ступать,/ Шелка растянуты, ступай". Все это вместе с введением (периодически) конечной рифмы создают ритмический, "звучный стих перевода".[13,с.]
Видимо, в этом, в читаемой образности, заключается успех радиоспектакля поставленного артистами новосибирских театров по поэтическому переводу "Маадай-Кара".
На основе научного перевода С.С. Суразаковым другого эпоса - "Алтай-Буучай" (сказитель А.Калкин) - осуществлен Л. Пеньковским его поэтический перевод, изданный в серии "Библиотека всемирной литературы" [1, с. 416-460].
Так утверждалось кредо исследователя и переводчика алтайского эпоса: сначала осуществлять научные, т.е. фольклористические и лингвистические переводы и только на их основе - поэтические.
Лингвистический перевод, т.е. дословный, буквальный, нередко со стремлением отразить синтаксическую конструкцию алтайского языка. Безусловно, у истоков этого типа перевода алтайского эпоса на другие языки стоит имя В.В. Радлова, сбор материала и исследования которого были подчинены, прежде всего лингвистическим задачам - изучению языка тюрков Алтая. Для нас затруднительна характеристика его переводов, так как они осуществлены с алтайского на немецкий язык.

Образ Алтая в русской литературе XIX-XX веков

Образ Алтая складывался в русской литературе на протяжении многих десятилетий, порой существенно меняясь. Но в любое время отечественная культура отражала всю уникальность, неповторимость и самобытность нашего края. Художественные произведения позволяют непосредственно прикоснуться к живой истории края, увидеть, как менялся его облик, узнать мысли и чувства людей, живших и бывавших здесь в разные эпохи. Они формируют целостной образ Алтая, складывавшийся в отечественной культуре на протяжении ХIХ-ХХ вв., помогают проследить осмысление основных этапов освоения русскими писателями алтайской темы.
В основу коллекции положены материалы из пятитомной антологии «Образ Алтая в русской литературе XIX-XX вв.», изданной по заказу Администрации Алтайского края в 2012 г.
Коллекция включает произведения 23 писателей, 98 документов.
Принцип расположения материала – хронологический, внутри периодов – алфавитный. Об авторах произведений даны краткие биографические справки, статьи об их творчестве, библиографическая информация. Отдельно размещены алфавитные списки авторов и произведений.
Писатели:
Бахметьев В. М., Блюммер Л. П., Гребенщиков Г. Д., Гуляев С. И., Ефремов И. А., Жиляков А. И., Исаков С. И., Казанский П. А., Квин Л. И., Киселева А. Н., Коптелов А. Л., Кущевский И. А., Наумов Н. И., Низовой П. Г., Новоселов А. Е., Пиотровский А. С., Потанин Г. Н., Рерих Н. К., Хейдок А. П., Черкасов А. А., Шишков В. Я., Юдалевич М. И., Ядринцев Н. М..
Произведения:

Алтай (Рерих Н. К.), Алтай - Гималаи (Рерих Н. К.), Алтайская Русь (Гребенщиков Г. Д.), Алтайские робинзоны (Киселева А. Н.), Альфред Брем (Черкасов А. А.), Беда на Загонной улице (Жиляков А. И.), Беловодье (Новоселов А. Е.), Беловодье (Рерих Н. К.), В горах Алтая (Коптелов А. Л.), В горах Алтая (Низовой П. Г.), В дальних странствиях (Ядринцев Н. М.), В светлые дни (Жиляков А. И.), Великое кочевье (Коптелов А. Л.), Во мгле (Жиляков А. И.), Голгофа (Исаков С. И.), Горная идиллия (Наумов Н. И.), Горный дух (Исаков С. И.), Ёж (Наумов Н. И.), Жабья жизнь (Новоселов А. Е.), К сибирякам (Гребенщиков Г. Д.), Кирилкина беда (Жиляков А. И.), Машина (Бахметьев В. М.), На Алтае (Блюммер Л. П.), На Алтае (Черкасов А. А.), На Бии (Шишков В. Я.), На высоте (Гребенщиков Г. Д.), На земле (Бахметьев В. М.), На постоялом дворе (Жиляков А. И.), На обетованных землях (Ядринцев Н. М.), Наши горы - Алтай (Казанский П. А.), Не столь отдаленные места Сибири (Кущевский И. А.), Ночь на реке (Казанский П. А.), О Змеиногорске (Хейдок А. П.), Озеро Горных Духов (Ефремов И. А.), Палатки в степи (Квин Л. И.), По Алтаю (Пиотровский А. С.), По Чуйскому тракту (Шишков В. Я.), Поблазнило (Коптелов А. Л.), Подземные жители (Рерих Н. К.), Полгода на Алтае (Потанин Г. Н.), Ползунов (Юдалевич М. И.), Рассказы о старой Сибири (Наумов Н. И.), Река Уба и убинские люди (Гребенщиков Г. Д.), Рождение Оби (Казанский П. А.), Сарабыска (Наумов Н. И.), Сибирская Швейцария (Ядринцев Н. М.), Сибирский дед (Шишков В. Я.), Сердце Азии (Рерих Н. К.), Снежный пик (Коптелов А. Л.), Среди гор (Низовой П. Г.), Странник на Золотом озере (Ядринцев Н. М.), Ступень (Гребенщиков Г. Д.), "Только в золоте детской поры..." (Жиляков А. И.), У истоков жизни (Жиляков А. И.), У кулундинских немцев (Казанский П. А.), У последней воды (Бахметьев В. М.), Федот (Черкасов А. А.), Черные розы (Пиотровский А. С.), Чуйские были (Шишков В. Я.).



Художественная литература об Алтае 1850-1900 гг.:
Блюммер Л. П., Гуляев С. И., Кущевский И. А., Наумов Н. И., Потанин Г. Н., Черкасов А. А., Ядринцев Н. М.

1. Левашова, О. Г. "Да, правда, эта страна - спящая красавица..." // Образ Алтая в русской литературе / Упр. Алт. края по культуре и арх. делу, Алт. гос. ун-т ; [редкол.: А. И. Куляпин (гл. ред.) и др.]. - Т. 1 : 1850-1900 / [под ред. О. Г. Левашовой]. - Барнаул : ООО "Изд. дом Барнаул". - 2012. - С. 8-20.
2. Полный текст доступен в АКУНБ.
3. Раппопорт, Г. Первые русские писатели Алтая // Страницы литературного прошлого Алтая : лит.-краевед. ст. и очерки / Г. Раппопорт. - Барнаул : Алт. кн. изд-во, 1958. - С. 20-30.

https://youtu.be/D4Y7kHh_BwA