Литературная Эвенкия: знакомимся, читаем, изучаем...
1
Районы - соседи
Мы, участники Всероссийского конкурса «Дайджест литературы народов России» Горбаченко Андрей и Степанов Иван, ученики 11 класса, живём в старинном сибирском селе Богучаны, что находится в Красноярском крае. Наше село является административным центром большого Богучанского района, который на севере граничит с Эвенкийским районом. Два северных района края, две национальности - рядом!
В Богучанском районе живут некоторые эвенкийские семьи. А жители нашего района ездят в Эвенкию на охоту и рыбалку.
2
Что мы знаем об эвенкийской литературе?
Задавая себе этот вопрос, поняли, что мы, представители молодого поколения, к сожалению, ничего не знаем об эвенкийской литературе. Поэтому, когда для участия в конкурсе вопрос встал о выборе национальной литературы, мы, не сомневаясь, выбрали литературу эвенкийского народа - нашего территориального соседа.
А чтобы убедиться, что не только мы, участники конкурса, не знакомы с эвенкийской литературой, мы провели опрос среди своих одноклассников. Оказалось, что из 18 респондентов никто не мог назвать ни одного имени писателя или поэта Эвенкии.
А чтобы убедиться, что не только мы, участники конкурса, не знакомы с эвенкийской литературой, мы провели опрос среди своих одноклассников. Оказалось, что из 18 респондентов никто не мог назвать ни одного имени писателя или поэта Эвенкии.
Результаты опроса
1.Знаете ли вы эвенкийских поэтов или писателей?
«да» - 0 «нет» - 18
2. Если «да», то назовите, пожалуйста, их имена и произведения
---------
3. Если «нет», то напишите, хотели бы вы узнать о литературе эвенков - наших территориальных соседей
«да» - 17 «нет» - 1
4. Как вы думаете, могут ли произведения эвенкийских авторов помочь вам в декабре при написании итогового сочинения ?
«да» - 17 «нет» - 1
«да» - 0 «нет» - 18
2. Если «да», то назовите, пожалуйста, их имена и произведения
---------
3. Если «нет», то напишите, хотели бы вы узнать о литературе эвенков - наших территориальных соседей
«да» - 17 «нет» - 1
4. Как вы думаете, могут ли произведения эвенкийских авторов помочь вам в декабре при написании итогового сочинения ?
«да» - 17 «нет» - 1
И тогда мы решили и сами узнать о возникновении и развитии эвенкийской национальной литературы, её характерных особенностях, и одноклассников с этим познакомить.
3
Изучаем историю возникновения и развития эвенкийской национальной литературы
Мы изучали эвенкийскую литературу по трудам доктора филологических наук Хазанкович Юлии Геннадьевны, кандидатов филологических наук Ивановой Эльвиры Васильевны и Непомнящих Натальи Алексеевны, по главе «Эвенкийская литература» из книги Ефима Соломоновича Роговера «Литература народов Севера», изданной в 2008 году, а также по другим источникам Интернета.
Разные источники по-разному предоставляют информацию о самых первых писателях Эвенкии, но большое количество сайтов утверждает, что первым литературным деятелем среди эвенков принято считать Гамалиила Степановича Гантимурова. В Википедии мы прочитали следующее: «Первым писателем среди эвенков признаётся Гамалиил Гантимуров (1850-1921), хотя он создавал свои произведения на русском языке и его этническое происхождение из эвенков спорно». Как пишет Юлия Хазанкович [3], зарождение эвенкийской литературы произошло в стенах Ленинградского института народов Севера. Именно там в 30-е годы прошлого века в рукописных журналах дебютировали молодые эвенкийские авторы: поэты Василий Пежемский, Иван Кириллов, Суптынча Пикунов, прозаики Никита Сахаров, Ксения Воронина-Салаткина и другие. А рассказ Наумова «Как я сохатого убил» (1933 г.) принято считать первой художественной книгой на эвенкийском языке. Как видим, литературная Эвенкия сравнительно молодая: ей нет ещё даже ста лет!
Следуя диссертации Ивановой Эльвиры Васильевны [1], мы можем назвать этапы развития эвенкийской национальной литературы:
1 этап - 30-40-е годы ХХ века - становление эвенкийской литературы
А.Салаткин , Н.Сахаров, С.Пикунов, А.Платонов, И.Кириллов и др. заложили основы родной литературы.
«…мотив счастья предопределял в художественном слове эвенков не только верность родной культуре, но и выход за пределы традиционного бытия этноса, к новым идеалам, вносящим коррективы в мироощущение персонажей эвенкийской литературы». [1]
А.Салаткин , Н.Сахаров, С.Пикунов, А.Платонов, И.Кириллов и др. заложили основы родной литературы.
«…мотив счастья предопределял в художественном слове эвенков не только верность родной культуре, но и выход за пределы традиционного бытия этноса, к новым идеалам, вносящим коррективы в мироощущение персонажей эвенкийской литературы». [1]
2 этап - 60-е-начало 80-х годов ХХ века - художественное самоопределение эвенкийской литературы
Творчество Николая Оёгира, Алитета Немтушкина, Петра Савина, Ивана Удыгира и др.
«…мотив утраты , заявивший о себе в 60-е годы. Герою одинаково дороги два мира: традиционное бытие и индустриальная цивилизация. При этом перед ним встает проблема выбора, какому из них отдать предпочтение. Эта ситуация была обусловлена не только исторической судьбой народа в прошлом столетии, но и субъективным началом. Цивилизация также стала неотъемлемой частью жизни героев эвенкийских авторов, что породило внутренний конфликт. Проблема соприкосновения традиционной и цивилизационной культур получила неоднозначное переосмысление в творчестве эвенкийских авторов». [1]
Творчество Николая Оёгира, Алитета Немтушкина, Петра Савина, Ивана Удыгира и др.
«…мотив утраты , заявивший о себе в 60-е годы. Герою одинаково дороги два мира: традиционное бытие и индустриальная цивилизация. При этом перед ним встает проблема выбора, какому из них отдать предпочтение. Эта ситуация была обусловлена не только исторической судьбой народа в прошлом столетии, но и субъективным началом. Цивилизация также стала неотъемлемой частью жизни героев эвенкийских авторов, что породило внутренний конфликт. Проблема соприкосновения традиционной и цивилизационной культур получила неоднозначное переосмысление в творчестве эвенкийских авторов». [1]
3 этап - середина 80-х годов ХХ века и по настоящее время - отношение эвенкийских авторов к цивилизации и к традиционной культуре
Г.Кэптукэ, Н.Оёгир, А.Немтушкин, Н.Капитан, А.Латкин и др.
«…мотив возвращения. Ведь не всё разрушилось и безвозвратно ушло в прошлое. Имелось немало достижений, и ко многому можно было вернуться. Эвенкийские авторы в своем творчестве подняли актуальную проблему «выживаемости» эвенков. В произведениях Н.Оёгира, А.Латкина, А.Немтушкина, Н.Капитана, Г.Кэптукэ характерной чертой является призыв к сохранению родной культуры, горечь от утраты связей с духовным наследием этноса. В эвенкийской литературе появился тип героя, чей внешний и внутренний мир наполнен коллизиями суровой действительности». [1]
Г.Кэптукэ, Н.Оёгир, А.Немтушкин, Н.Капитан, А.Латкин и др.
«…мотив возвращения. Ведь не всё разрушилось и безвозвратно ушло в прошлое. Имелось немало достижений, и ко многому можно было вернуться. Эвенкийские авторы в своем творчестве подняли актуальную проблему «выживаемости» эвенков. В произведениях Н.Оёгира, А.Латкина, А.Немтушкина, Н.Капитана, Г.Кэптукэ характерной чертой является призыв к сохранению родной культуры, горечь от утраты связей с духовным наследием этноса. В эвенкийской литературе появился тип героя, чей внешний и внутренний мир наполнен коллизиями суровой действительности». [1]
Следует отметить, что всех писателей последнего периода объединяет, прежде всего, обеспокоенность за судьбу эвенкийского народа и озабоченность проблемами современной действительности. Основной проблемой эвенкийской литературы является создание литературного языка и развитие всех жанров литературы, прежде всего создание крупного прозаического произведения, необходимость которого понимают эвенкийские писатели.
4
Читая, отмечаем...
Изучая национальную эвенкийскую литературу, мы прочитали произведения некоторых авторов, среди которых: А.Н.Немтушкин, Н.К.Оёгир, Г.Кэптукэ (Г.И.Варламова).
Патриарх эвенкийской литературы
Мы узнали, что родоначальником письменной эвенкийской литературы принято считать Алитета Николаевича Немтушкина. В ходе исследования его творчества мы были удивлены некоторым фактам. Во-первых, оказывается, с 80-х годов XX века и до конца своей жизни (2006г.- похоронен на красноярском кладбище Бадалык) он жил и работал в Красноярске. Во-вторых, его другом был известный писатель-сибиряк, гордость Красноярского края В.П.Астафьев. В-третьих, читая с огромным удовольствием сборник миниатюр «Самэлкил-метки на оленьем ухе» А.Н.Немтушкина, мы отметили их сходство с «Затесями» В. П. Астафьева, знакомыми нам ещё с 7 класса. В книгах обоих авторов представлена панорама жизни.
Сопоставительный анализ «Затесей» В.П.Астафьева и «Самэлкил - метки на оленьем ухе» А.Н.Немтушкина
Читая произведения В.П.Астафьева и А.Н.Немтушкина, мы отметили, что оба писателя создавали лирические миниатюры, которые вызывали, да и сейчас продолжают вызывать, большой интерес у читателей. Почему? Потому что они о жизни, о памяти, о нас, людях…Но если «Затеси» В.П.Астафьева нам знакомы уже давно, то «Самэлкил-метки на оленьем ухе» А.Н.Немтушкина стали для нас интересным неожиданным открытием.
Уже в самих названиях чувствуется что-то своё, национальное, особенное. У Астафьева затеси - это стёсы, по-русскисделанные на деревьях топором или другим острым предметом, чтобы по ним можно было не заблудиться и выйти из тайги. А ещё затеси- это зарубки в памяти человеческой. У Немтушкина же олень - почитаемое животное, без которого эвенки не представляют своей жизни. Поэтому метки и сделаны автором на ухе именно этого животного. Они не забудутся и будут жить в памяти не только эвенков, но и представителей других национальностей, кто хоть раз читал « Самэлкил…».
В книгу «Затеси» В.П.Астафьева вошли небольшие лирические зарисовки: воспоминания, лирико-философские раздумья о жизни, о природе, о любви, бытовые зарисовки,- которые он вел на протяжении всей своей жизни. Зачем, с какой целью? Об этом мы узнаем изпредисловия к очередному изданию книги «Затеси», где автор пишет: «… в любом возрасте у человека, тем более у творческого, есть желание запомнить и рассказать доверительно, в узком кругу, увиденное, поразившее воображение, интересные факты из жизни, истории или явлений природы, дорожные впечатления, мимолетные разговоры, просто поделиться интересной мыслью, мелькнувшей или застрявшей в голове…».
Сборник же миниатюр А.Н.Немтушкина«Самэлкил-метки на оленьем ухе» начинается с обращения к читателю, где писатель тоже пишет, почему он обращается к коротким жизненным зарисовкам: « Уважаемые читатели! Я не знаю, к какому жанру можно отнести этот раздел моей книжки, названный «Метками на оленьем ухе». Это не рассказы в полном смысле слова, не очерки, а просто записи из моих журналистских и писательских блокнотов, факты и наблюдения из нашей многообразной жизни. И я не делаю из них никаких выводов и обобщений, вы сами, как говорится, с усами - разберётесь, что к чему. Я только хочу поблагодарить всех вас, с которыми меня сводила судьба на всех моих жизненных дорогах, у рыбацких и охотничьих костров, в стойбищах оленеводов, на факториях и посёлках Севера. Без ваших острых глаз, ума, смекалки и знаний народной жизни не появились бы эти записи. Спасибо всем вам.»
Как видим, оба писателя делятся в миниатюрах своими мыслями, наблюдениями и интересными фактами из жизни.
Если «Затеси» Астафьева значительно объемнее по количеству миниатюр, ведь составлял он их на протяжении всей своей писательской жизни (8 тематических книг!), то «Самэлкил-метки на оленьем ухе» Немтушкина – это всего лишь «раздел моей книжки», как написано автором в обращении к читателям, и он составляет 61 запись.
Заставляет задуматься и эпиграф к «Меткам…» Немтушкина: « …И наши духи от нас отреклись, покинули нас за то, что мы легко, бездумно отказались от своих имен, от прежней жизни, своих обычаев, за то, что, не научившись строить дома, сожгли свои чумы, веками спасавшие нас от всех ненастий и несчастий…». По прочтении этих строк невольно хочется обратиться к истории эвенкийского народа, прочитать произведения других эвенкийских писателей.
В «Затесях» Астафьева эпиграфа нет, но уже в первой миниатюре первой тетради «Падение листа», которая называется «Поход по метам (вместо предисловия)», писатель отмечает: «Название таежных мет врубилось в мою память так прочно и так надолго, что по сию пору, когда вспомню поход «по метам», у меня сердце начинает работать с перебоями, биться судорожно…». От чего сердце работает « с перебоями», бьётся «судорожно»? Конечно, от воспоминаний, по которым, как позже и у Немтушкина , написаны миниатюры.
Лирические записи обоих писателей по праву можно назвать панорамой жизни: в них изображена наша, простая, не выдуманная, а действительная жизнь – « плохая ли, хорошая, сытная ли, голодная, веселая ли, грустная, наполненная мудростью стариков, безалаберностью молодых, горечью и юмором» («АлитетНемтушкин из рода Хэйкогир")
Сопоставляя циклы миниатюр В.П.Астафьева и А.Н.Немтушкина, мы предоставляем читателям право самим сравнить отдельные произведения из этих циклов.
Уже в самих названиях чувствуется что-то своё, национальное, особенное. У Астафьева затеси - это стёсы, по-русскисделанные на деревьях топором или другим острым предметом, чтобы по ним можно было не заблудиться и выйти из тайги. А ещё затеси- это зарубки в памяти человеческой. У Немтушкина же олень - почитаемое животное, без которого эвенки не представляют своей жизни. Поэтому метки и сделаны автором на ухе именно этого животного. Они не забудутся и будут жить в памяти не только эвенков, но и представителей других национальностей, кто хоть раз читал « Самэлкил…».
В книгу «Затеси» В.П.Астафьева вошли небольшие лирические зарисовки: воспоминания, лирико-философские раздумья о жизни, о природе, о любви, бытовые зарисовки,- которые он вел на протяжении всей своей жизни. Зачем, с какой целью? Об этом мы узнаем изпредисловия к очередному изданию книги «Затеси», где автор пишет: «… в любом возрасте у человека, тем более у творческого, есть желание запомнить и рассказать доверительно, в узком кругу, увиденное, поразившее воображение, интересные факты из жизни, истории или явлений природы, дорожные впечатления, мимолетные разговоры, просто поделиться интересной мыслью, мелькнувшей или застрявшей в голове…».
Сборник же миниатюр А.Н.Немтушкина«Самэлкил-метки на оленьем ухе» начинается с обращения к читателю, где писатель тоже пишет, почему он обращается к коротким жизненным зарисовкам: « Уважаемые читатели! Я не знаю, к какому жанру можно отнести этот раздел моей книжки, названный «Метками на оленьем ухе». Это не рассказы в полном смысле слова, не очерки, а просто записи из моих журналистских и писательских блокнотов, факты и наблюдения из нашей многообразной жизни. И я не делаю из них никаких выводов и обобщений, вы сами, как говорится, с усами - разберётесь, что к чему. Я только хочу поблагодарить всех вас, с которыми меня сводила судьба на всех моих жизненных дорогах, у рыбацких и охотничьих костров, в стойбищах оленеводов, на факториях и посёлках Севера. Без ваших острых глаз, ума, смекалки и знаний народной жизни не появились бы эти записи. Спасибо всем вам.»
Как видим, оба писателя делятся в миниатюрах своими мыслями, наблюдениями и интересными фактами из жизни.
Если «Затеси» Астафьева значительно объемнее по количеству миниатюр, ведь составлял он их на протяжении всей своей писательской жизни (8 тематических книг!), то «Самэлкил-метки на оленьем ухе» Немтушкина – это всего лишь «раздел моей книжки», как написано автором в обращении к читателям, и он составляет 61 запись.
Заставляет задуматься и эпиграф к «Меткам…» Немтушкина: « …И наши духи от нас отреклись, покинули нас за то, что мы легко, бездумно отказались от своих имен, от прежней жизни, своих обычаев, за то, что, не научившись строить дома, сожгли свои чумы, веками спасавшие нас от всех ненастий и несчастий…». По прочтении этих строк невольно хочется обратиться к истории эвенкийского народа, прочитать произведения других эвенкийских писателей.
В «Затесях» Астафьева эпиграфа нет, но уже в первой миниатюре первой тетради «Падение листа», которая называется «Поход по метам (вместо предисловия)», писатель отмечает: «Название таежных мет врубилось в мою память так прочно и так надолго, что по сию пору, когда вспомню поход «по метам», у меня сердце начинает работать с перебоями, биться судорожно…». От чего сердце работает « с перебоями», бьётся «судорожно»? Конечно, от воспоминаний, по которым, как позже и у Немтушкина , написаны миниатюры.
Лирические записи обоих писателей по праву можно назвать панорамой жизни: в них изображена наша, простая, не выдуманная, а действительная жизнь – « плохая ли, хорошая, сытная ли, голодная, веселая ли, грустная, наполненная мудростью стариков, безалаберностью молодых, горечью и юмором» («АлитетНемтушкин из рода Хэйкогир")
Сопоставляя циклы миниатюр В.П.Астафьева и А.Н.Немтушкина, мы предоставляем читателям право самим сравнить отдельные произведения из этих циклов.
Читая автобиографическую повесть А.Н.Немтушкина "У детства в плену я", посвящённую светлой памяти бабушки поэта Огдо-Эки, мы вспоминали «Последний поклон» В.П.Астафьева. Повести обоих авторов исповедальны и чисты и по мыслям, и по чувствам.
Представляет интерес прозаический сборник А.Немтушкина «Энекан Бугады, помоги!».
Представляет интерес прозаический сборник А.Немтушкина «Энекан Бугады, помоги!».
А какие стихи у поэта-эвенка Алитета Немтушкина! В них перед читателем предстаёт его малая родина, а также душевные переживания за её судьбу, за уход эвенков от этнических законов и за то, что по разным причинам они покидают родную землю…
Знаю, есть места богаче.
Но когда душа взрослеет,
Пусть чужой костер и жарче,
Нас он все же не согреет.
Мне сейчас бы надо в Токму,
Я смотрю в окошко с грустью,
Мне б лететь сейчас к истоку,
Почему лечу я к устью?
(«Мне сейчас бы надо в Токму…»)
Его стихи, колоритные, разнообразные по тематике, не оставляют равнодушными читателей любого возраста.
Кроме того, мы узнали, что Алитет Немтушкин очень хорошо говорил и писал по-русски, и Михаил Ошаров, автор романа «Большой Ошар», однажды так ему написал : «…ты, хотя и пишешь об Эвенкии и об эвенках по-русски, но думаешь по-эвенкийски! И нам, русским, никогда не достичь твоего уровня. К тому же, ты овладел русским языком так, как дай бог овладеть многим русским литераторам…»
Стоит отметить, что А. Н. Немтушкин был президентом Ассоциации коренных малочисленных народов Севера Красноярского края, Заслуженным работником культуры РФ, лауреатом государственных премий РФ, почётным жителем Эвенкии. В 2002 году был удостоен звания академика Петровской Академии наук и искусств (г. Санкт-Петербург) наряду с такими известными красноярцами, как Виктор Астафьев и Тойво Ряннель. [5]
Мы гордимся, что такой замечательный эвенкийский поэт и прозаик жил и работал в Красноярске!
Эвенк по прозвищу Поэт
Настоящим открытием для нас стал самобытный эвенкийский поэт, фольклорист и сказитель Николай Константинович Оёгир, чьё своеобразное видение мира и восприятие окружающей среды поражает удивительной простотой и искренностью.
Его стихи согреты необычайной нежностью и безмерной любовью к родному краю:
Быть может, другим мне завидовать надо:
Богато живут, широко и привольно,
Но мне моя родина, словно награда,
И мне моей малой тропинки довольно...
Читая последние строки, невольно вспоминаем Сергея Есенина: «Никакая родина другая/Не вольёт мне в грудь мою теплынь…» («Спит ковыль. Равнина дорогая…»)
Другое стихотворение Н.Оёгира («А всё-таки земля моя прекрасна») заканчивается такими строками:
Пускай бураны злятся- всё напрасно!
Пусть темень девять месяцев в году!
А всё-таки земля моя прекрасна,
Другой такой я в мире не найду.
Вот она, настоящая любовь к родине, той земле, где родился и рос, где, несмотря на «бураны» и «темень», всё вокруг такое родное! Читая стихотворения Николая Оёгира, можно превосходным образом воспитать в себе гражданина, патриота.
Кроме того, мы обратили внимание и на то, что Н. Оёгир писал стихи только на родном эвенкийском языке. Он говорил: "Мне легко писать, когда мысли летят на моём языке…":
Язык эвенков! Голос твой высокий
По жизни помогает мне идти.
И я живу, в трудах зарубки-строки
На память оставляя по пути…
Мы отметили, что стихи Николая Оёгира читать удивительно легко и интересно. Недаром друзья –однокурсники дали ему прозвище Поэт. Это действительно большой национальный эвенкийский поэт, чьи стихи нужно не только читать, но и неоднократно перечитывать! [4]
Писатель - "эвенкиня"
Именно так - эвенкиней! - назвал Галину Кэптукэ Алексей Михайлов в статье «Новый этап в развитии литературы» [8]. Мы заинтересовались: почему Кэптукэ? - и узнали, что Кэптукэ – это название одного из древнейших эвенкийских родов, на русский язык переводится как «выслеживание зверя».
Галина Кэптукэ раскрыла в своём творчестве проблемы и трагедии малых народов, чьи традиции, уклад жизни и исконная культура пострадали от современной цивилизации. Ею написаны такие произведения, как повести «Имеющая своё имя, Джелтула-река» и «Серебряный паучок», «Рэкет по-тунгусски».
Автобиографическая повесть «Имеющая свое имя, Джелтула-река» вышла в свет в 1989 году и принесла автору известность. В ней ставится проблема кочевья и дома и раскрывается тема души и бездушия. А обряды, совершаемые девочкой и её родителями, связаны с хозяйственной жизнью, бытом и мировоззрением эвенков.
Хотим отметить, что Галина Кэптукэ - кандидат филологических наук и являлась членом Союза писателей с 1990 года. [6]
Прочитав отдельные произведения эвенкийской авторов, мы отметили их своеобразие и отличительные черты:
1) документальность и автобиографичность произведений;
2) своеобразие традиционного мироощущения эвенков;
3) стремление авторов выразить духовные ценности своего народа;
4) изображение мира охотников и оленеводов;
5) почитание оленя как и в жизни эвенков, так и на страницах произведений.
5
Возрастание интереса к литературной Эвенкии
Познакомившись с литературным наследием Эвенкии и убедившись, насколько она интересна и самобытна, мы решили узнать, читают ли наши земляки произведения эвенкийских авторов. С этой целью мы посетили Центральную районную библиотеку и взяли интервью у специалиста отдела краеведения Голубевой Марины Геннадьевны.
Мы также участвовали в мастер-классе «Литературная Эвенкия: знакомимся, читаем, изучаем…», подготовленном учителем русского языка и литературы Лавровой Светланой Анатольевной для учеников 10 и 11 классов нашей школы, на котором они получили общее представление об эвенкийской национальной литературе. По окончании мастер-класса старшеклассники выразили своё отношение к теме, рассматриваемой на занятии. Уверены, что у них теперь появится желание прочитать некоторые произведения эвенкийских поэтов и писателей. Мы рады, что познакомили сверстников с одной из литератур народов России.
Кроме того, в ходе проведения мастер-класса в 11 классе мы показали ребятам, как произведения эвенкийских авторов можно использовать для аргументации тезиса при написании итогового сочинения, которое нам предстоит написать в декабре 2021 года. Так, по 2-ому тематическому направлению - «Цивилизация и технологии – спасение, вызов или трагедия? (достижения и риски цивилизации, надежды и страхи, с ней связанные) - был рекомендован отрывок из повести Алитета Немтушкина «Мне снятся небесные олени», где показано, как эвенкийцы с тревогой и страхом встречают на своей земле первый самолёт.
А. Немтушкин "Мне снятся небесные олени" (фрагмент)
Эки прочесывала мягкую кору жимолости на стельки, когда до ее ушей донесся этот необычный гул, словно кто-то на одном дыхании тянул монотонную мелодию на пэнггивкэвуне. Но почему так долго и нудно, да и звук-то становится каким-то рокочущим? Похоже на гром, но и громом такое не назовешь. Взволновалась и в замешательстве выскочила из чума; на улице тоже происходило что-то странное. Навстречу ей бежала жена Мады с перекошенным от страха лицом.
— Эки, ладно ли у меня с головой? Что-то гудит! Не коварство ли, это Злых Духов, хэй?..
— Что-то с небом случилось! В той стороне! — испуганно показала рукой Эки. О, Добрый Дух, не дай нам пропасть!..
Над верхушками деревьев показалась темная, движущаяся точка.
— Вон оно! Вон оно! Что это?! — закричали разом женщины и ребятишки.
— Дети!.. Сарта!.. Ганча! Хэ-эй!..
Кричали одновременно все. Залаяли собаки, звякая колокольчиками, вскочили и заметались олени. Люди, схватив на руки ребятишек, помчались к лесу. За ними — собаки, олени. Так все и бежали, обезумевшие, боясь отстать друг от друга, стараясь держаться вместе.
АмарчаЧемда зачем-то схватил в руки пальму, словно хотел защищаться от этого чудища.
— Под колодины прячьтесь! — кричал он.
Мимо него, колотя в бока сильного ездового оленя, промчался к лесу старик Майгунча. Когда он успел заарканить учуга?..
— О, Добрый Дух!..
— КинкэКолоканович, выходите первым, а мы уж не будем пока показываться. Еще больше можем людей напугать, — сказал представитель Комитета народов Севера Иван Петрович Петров, высокий молодой мужчина.
Летчик сдвинул дверцу стальной птицы, и Кинкэ выпрыгнул на каменистый, берег. Обернулся — гидросамолет «Комсеверпуть-2» гигантской гагарой распластался на воде. Жаром пахнуло от моторов, засверкали на солнце стекла пилотской кабины. Такого чудища не диво испугаться! Кинкэ, уже немало повидавшему русских чудес, и то вначале боязно было садиться в него. А тут, виданное ли дело, для таежных эвенков — гигантская грохочущая птица в воздухе?
Стойбище было пустым. Одни чумы и дымящие костры. Собак и то не видно, лишь те, что на привязи, с удивлением уставились на Кинкэ. Надо искать людей.
— Люди! Люди! Выходите, не бойтесь! Это я, КинкэХэйкогир! — закричал он. — Это я, Кинкэ! Прилетел на железной птице русских! Выходите!..
В ответ ни звука.
— Иван Петрович, я пойду найду кого-нибудь, а там…
— Хорошо, — понял его Петров я, улыбаясь, сказал летчику: — Надо же, а? Ведь слухи-то о железных птицах у них давно ходят, а встреча видишь какой получается?
— Знаю, — отозвался тот. — И у нас, в русских деревнях, до сих пор так. Прилетишь — чего только не насмотришься!.. Кого из подполья вытаскивают, кого из сена… Привыкнут!
— Конечно, привыкнут, — опять улыбнулся Петров.
Кинкэ поднялся к стойбищу, прошел мимо одного распахнутого чума, заглянул во второй — никого… Везде пусто.
— Люди! Это я, Кинкэ! Прилетел на железной птице русских! Не бойтесь, выходите!
Никто ему не ответил.
Кинкэ постоял, подумал, потом решительно пошагал к лесу. Дошел до большой коряжины, хотел было обойти ее и тут увидел чьи-то ноги, обутые в мокрые суконные унты.
— Гирки, друг, вылезай! — Кинкэ потянул за ногу. Человек закричал дурным голосом, стал еще дальше втискиваться под свое укрытие.
Кинкэ узнал Маду.
— Мадуча, Мада! Это я, Кинкэ!
Мада, превозмогая страх, приоткрыл один глаз.
— Откуда ты? — губы его тряслись, голос дрожал. На щеке смешно дергалась бородавка.
— Вылазь. Я прилетел на железной птице русских людей. Пойдем к берегу, вставай, поможешь найти остальных. — Кинкэ не удержался от улыбки. — Что, думали посланцы Эксэри прилетели?
— Голос как будто твой. Лицо будто твое. Не привидение ли ты?
— Нет, я самый настоящий Кинкэ. Пойдем, — он потянул Маду за рукав.
Из-за дерева, осторожно выглядывая, словно скрадывая добычу, показался АмарчаЧемда.
— Ты не нас ли приготовился бить? — засмеялся Кинкэ, увидев у Амарчи пальму.
— Кинкэ прилетел! — закричал Амарча. — Эй, выходите! Кинкэ здесь!
Лес ожил. По одному, держа за руки малышей, к ним стали приближаться люди.
Вышла Эки. Нет, глаза не обманывали — это был ее сын, Кинкэ. Она бросилась к нему:
— Хутэ, откуда ты взялся? С неба?
Кинкэ прижался к матери. Пойманной птичкой затрепетало, запрыгало сердце Эки. Поцеловать бы сына, как это делают русские, но у нее хватило сил сдержаться, лишь принюхалась к нему — сколько лет прошло, сколько дорог Кинкэ обошел, а запах остался! Не выветрился!
Краем глаза увидела, что и сыну хотелось поцеловать ее, но он тоже смущенно переборол себя, не дал волю чувствам.
Эки чуть заметно подтолкнула Кинкэ к братьям, к другим людям: отдай знаки внимания и им, ведь тебе все рады, все тебя ждали. Кинкэ понял и, улыбаясь, стал здороваться.
— Пойдемте к самолету, — сказал он.
— Эбэй! Не пойдем, — снова испугались люди.
— Пойдемте! — повторил Кинкэ и потянул за собой Куманду и АмарчуЧемду. Те боязливо, все еще упираясь, двинулись за ним, а сзади, переговариваясь, прячась за спины мужей и братьев, шли женщины. Мужчины все же приблизились к гидросамолету, а женщины словно застыли поодаль, на угоре.
— Он живой! Слышите, дышит! — прислушавшись к шипению рации, сказал кто-то.
— Да, да, дышит, — все закивали согласно.
— А где у железной птицы сердце, здесь? — чуть осмелев, Мада указал рукой на один из моторов.
— Верно, — с улыбкой подтвердил Кинкэ.
Помаленьку и остальные набрались храбрости, осмотрели чудо. У железной птицы обнаружили все, что должно быть у настоящего живого существа. Однако, в отличие от обычной птицы, у этой оказалось два сердца — моторы, два живота — кабины, несколько клювов — лопасти, и длинные запутанные кишки — провода… Все было у этой птицы, тем более что кормить ее надо очень пахучей жидкостью.
— Люди, обуздавшие эту громадную гагару, наверное, самые великие шаманы! Они всюду могут бывать! В Верхнем мире, на Солнце и на Луне! Они могут, долететь до звезд! С душами наших предков могут встречаться! О, это великие шаманы! У нас таких нет! — за всех высказался Мада. Это была его знаменитая речь, которая запомнилась всем.
Летчик, бортмеханик и Петров выслушали эту «говорку», переведенную Кинкэ, и тогда Петров сказал ответные слова:
— Мы очень рады, что вам понравилась наша птица. Человеческий разум может все, может создавать и таких летающих птиц. Мы не боги, не духи, мы простые люди. Нас направила к вам партия большевиков. У нас рабочие и крестьяне уже давно прогнали своих богачей и установили Советскую власть, власть бедняков. И люди все равны. Мы хотим провести у вас суглан и организовать простейшие производственные объединения, чтобы вы жили и трудились единой семьей. Вот какое задание на первое время… А сейчас помогите нам выгрузить товары…
— Хэ! — снова все удивились. — Вот так птица! Она еще и муку привезла! Кинкэ! Это ты позвал этих людей — летчиков? Они как будто знали, что у нас продукты кончаются. Кинкэ, ты тоже летчик! Ты первый из нас поднялся к солнцу, отныне имя тебе — летчик!.. Большим человеком ты стал!..
Эки не могла наглядеться на сына. Он вырос, стал стройнее, красивее и, что интересно, — почему-то походит теперь на русских. Может, это одежда сделала его таким? Темные брюки, сапоги, гимнастерка, на голове — фуражка. На гимнастерке прикреплен какой-то блестящий значок. «Не медаль ли новых властей? У МайгунчиБольшого есть царская медаль, похожая на солнце. Всех людей в трепет бросало, когда он вешал ее себе на шею».
А Кинкэ все отвечал на вопросы сородичей, улыбался, смеялся весело. Этот смех эхом отзывался в сердце матери, и она смутно, чутьем угадала, что сын стал другим человеком, знающим что-то такое, чего они, живя в тайге, не ведают. Наверно, ему довелось увидеть и узнать многое. «С худыми людьми разве был бы таким веселым и счастливым Кинкэ?» — думала мать. Она благодарно взглянула на высокого рослого мужчину, представителя новой власти, подошла к нему, притронулась к руке, смущенно сказала одно-единственное слово, которое знала по-русски:
— Пасибо.
Петров посмотрел на нее и, тоже засмущавшись, взял ее за руку:
— Спасибо и вам, мамаша! Хороший, замечательный сын у вас!..
— Чего же вы нас чукином и костным мозгом не угощаете? — весело спросил Кинкэ.
— Хэ, совсем забыли! — засмеялись люди. — Думали, вы разговорами сыты будете!
В окружении братьев и сверстников Кинкэ направился к родному чуму.
— Эки, ладно ли у меня с головой? Что-то гудит! Не коварство ли, это Злых Духов, хэй?..
— Что-то с небом случилось! В той стороне! — испуганно показала рукой Эки. О, Добрый Дух, не дай нам пропасть!..
Над верхушками деревьев показалась темная, движущаяся точка.
— Вон оно! Вон оно! Что это?! — закричали разом женщины и ребятишки.
— Дети!.. Сарта!.. Ганча! Хэ-эй!..
Кричали одновременно все. Залаяли собаки, звякая колокольчиками, вскочили и заметались олени. Люди, схватив на руки ребятишек, помчались к лесу. За ними — собаки, олени. Так все и бежали, обезумевшие, боясь отстать друг от друга, стараясь держаться вместе.
АмарчаЧемда зачем-то схватил в руки пальму, словно хотел защищаться от этого чудища.
— Под колодины прячьтесь! — кричал он.
Мимо него, колотя в бока сильного ездового оленя, промчался к лесу старик Майгунча. Когда он успел заарканить учуга?..
— О, Добрый Дух!..
— КинкэКолоканович, выходите первым, а мы уж не будем пока показываться. Еще больше можем людей напугать, — сказал представитель Комитета народов Севера Иван Петрович Петров, высокий молодой мужчина.
Летчик сдвинул дверцу стальной птицы, и Кинкэ выпрыгнул на каменистый, берег. Обернулся — гидросамолет «Комсеверпуть-2» гигантской гагарой распластался на воде. Жаром пахнуло от моторов, засверкали на солнце стекла пилотской кабины. Такого чудища не диво испугаться! Кинкэ, уже немало повидавшему русских чудес, и то вначале боязно было садиться в него. А тут, виданное ли дело, для таежных эвенков — гигантская грохочущая птица в воздухе?
Стойбище было пустым. Одни чумы и дымящие костры. Собак и то не видно, лишь те, что на привязи, с удивлением уставились на Кинкэ. Надо искать людей.
— Люди! Люди! Выходите, не бойтесь! Это я, КинкэХэйкогир! — закричал он. — Это я, Кинкэ! Прилетел на железной птице русских! Выходите!..
В ответ ни звука.
— Иван Петрович, я пойду найду кого-нибудь, а там…
— Хорошо, — понял его Петров я, улыбаясь, сказал летчику: — Надо же, а? Ведь слухи-то о железных птицах у них давно ходят, а встреча видишь какой получается?
— Знаю, — отозвался тот. — И у нас, в русских деревнях, до сих пор так. Прилетишь — чего только не насмотришься!.. Кого из подполья вытаскивают, кого из сена… Привыкнут!
— Конечно, привыкнут, — опять улыбнулся Петров.
Кинкэ поднялся к стойбищу, прошел мимо одного распахнутого чума, заглянул во второй — никого… Везде пусто.
— Люди! Это я, Кинкэ! Прилетел на железной птице русских! Не бойтесь, выходите!
Никто ему не ответил.
Кинкэ постоял, подумал, потом решительно пошагал к лесу. Дошел до большой коряжины, хотел было обойти ее и тут увидел чьи-то ноги, обутые в мокрые суконные унты.
— Гирки, друг, вылезай! — Кинкэ потянул за ногу. Человек закричал дурным голосом, стал еще дальше втискиваться под свое укрытие.
Кинкэ узнал Маду.
— Мадуча, Мада! Это я, Кинкэ!
Мада, превозмогая страх, приоткрыл один глаз.
— Откуда ты? — губы его тряслись, голос дрожал. На щеке смешно дергалась бородавка.
— Вылазь. Я прилетел на железной птице русских людей. Пойдем к берегу, вставай, поможешь найти остальных. — Кинкэ не удержался от улыбки. — Что, думали посланцы Эксэри прилетели?
— Голос как будто твой. Лицо будто твое. Не привидение ли ты?
— Нет, я самый настоящий Кинкэ. Пойдем, — он потянул Маду за рукав.
Из-за дерева, осторожно выглядывая, словно скрадывая добычу, показался АмарчаЧемда.
— Ты не нас ли приготовился бить? — засмеялся Кинкэ, увидев у Амарчи пальму.
— Кинкэ прилетел! — закричал Амарча. — Эй, выходите! Кинкэ здесь!
Лес ожил. По одному, держа за руки малышей, к ним стали приближаться люди.
Вышла Эки. Нет, глаза не обманывали — это был ее сын, Кинкэ. Она бросилась к нему:
— Хутэ, откуда ты взялся? С неба?
Кинкэ прижался к матери. Пойманной птичкой затрепетало, запрыгало сердце Эки. Поцеловать бы сына, как это делают русские, но у нее хватило сил сдержаться, лишь принюхалась к нему — сколько лет прошло, сколько дорог Кинкэ обошел, а запах остался! Не выветрился!
Краем глаза увидела, что и сыну хотелось поцеловать ее, но он тоже смущенно переборол себя, не дал волю чувствам.
Эки чуть заметно подтолкнула Кинкэ к братьям, к другим людям: отдай знаки внимания и им, ведь тебе все рады, все тебя ждали. Кинкэ понял и, улыбаясь, стал здороваться.
— Пойдемте к самолету, — сказал он.
— Эбэй! Не пойдем, — снова испугались люди.
— Пойдемте! — повторил Кинкэ и потянул за собой Куманду и АмарчуЧемду. Те боязливо, все еще упираясь, двинулись за ним, а сзади, переговариваясь, прячась за спины мужей и братьев, шли женщины. Мужчины все же приблизились к гидросамолету, а женщины словно застыли поодаль, на угоре.
— Он живой! Слышите, дышит! — прислушавшись к шипению рации, сказал кто-то.
— Да, да, дышит, — все закивали согласно.
— А где у железной птицы сердце, здесь? — чуть осмелев, Мада указал рукой на один из моторов.
— Верно, — с улыбкой подтвердил Кинкэ.
Помаленьку и остальные набрались храбрости, осмотрели чудо. У железной птицы обнаружили все, что должно быть у настоящего живого существа. Однако, в отличие от обычной птицы, у этой оказалось два сердца — моторы, два живота — кабины, несколько клювов — лопасти, и длинные запутанные кишки — провода… Все было у этой птицы, тем более что кормить ее надо очень пахучей жидкостью.
— Люди, обуздавшие эту громадную гагару, наверное, самые великие шаманы! Они всюду могут бывать! В Верхнем мире, на Солнце и на Луне! Они могут, долететь до звезд! С душами наших предков могут встречаться! О, это великие шаманы! У нас таких нет! — за всех высказался Мада. Это была его знаменитая речь, которая запомнилась всем.
Летчик, бортмеханик и Петров выслушали эту «говорку», переведенную Кинкэ, и тогда Петров сказал ответные слова:
— Мы очень рады, что вам понравилась наша птица. Человеческий разум может все, может создавать и таких летающих птиц. Мы не боги, не духи, мы простые люди. Нас направила к вам партия большевиков. У нас рабочие и крестьяне уже давно прогнали своих богачей и установили Советскую власть, власть бедняков. И люди все равны. Мы хотим провести у вас суглан и организовать простейшие производственные объединения, чтобы вы жили и трудились единой семьей. Вот какое задание на первое время… А сейчас помогите нам выгрузить товары…
— Хэ! — снова все удивились. — Вот так птица! Она еще и муку привезла! Кинкэ! Это ты позвал этих людей — летчиков? Они как будто знали, что у нас продукты кончаются. Кинкэ, ты тоже летчик! Ты первый из нас поднялся к солнцу, отныне имя тебе — летчик!.. Большим человеком ты стал!..
Эки не могла наглядеться на сына. Он вырос, стал стройнее, красивее и, что интересно, — почему-то походит теперь на русских. Может, это одежда сделала его таким? Темные брюки, сапоги, гимнастерка, на голове — фуражка. На гимнастерке прикреплен какой-то блестящий значок. «Не медаль ли новых властей? У МайгунчиБольшого есть царская медаль, похожая на солнце. Всех людей в трепет бросало, когда он вешал ее себе на шею».
А Кинкэ все отвечал на вопросы сородичей, улыбался, смеялся весело. Этот смех эхом отзывался в сердце матери, и она смутно, чутьем угадала, что сын стал другим человеком, знающим что-то такое, чего они, живя в тайге, не ведают. Наверно, ему довелось увидеть и узнать многое. «С худыми людьми разве был бы таким веселым и счастливым Кинкэ?» — думала мать. Она благодарно взглянула на высокого рослого мужчину, представителя новой власти, подошла к нему, притронулась к руке, смущенно сказала одно-единственное слово, которое знала по-русски:
— Пасибо.
Петров посмотрел на нее и, тоже засмущавшись, взял ее за руку:
— Спасибо и вам, мамаша! Хороший, замечательный сын у вас!..
— Чего же вы нас чукином и костным мозгом не угощаете? — весело спросил Кинкэ.
— Хэ, совсем забыли! — засмеялись люди. — Думали, вы разговорами сыты будете!
В окружении братьев и сверстников Кинкэ направился к родному чуму.
В помощь для написания сочинения по 3-ему направлению – «Преступление и Наказание – вечная тема» (преступление и наказание как явление социальное и нравственное, совесть и стыд, ответственность, раскаяние) - был прочитан и проанализирован отрывок из повести Галины Кэптукэ «Имеющая своё имя, Джелтула-река».
Галина Кэптукэ «Имеющая своё имя, Джелтула-река» (фрагмент)
А председателем колхоза сделали тогда Абрамова Уйбана, тоже партийный, но неграмотный. Счетоводом у него русский парень был, он-то и писал все решения, протоколы, акты всякие. И вот заболел у меня Ладе, сын мой, года три ему было. Горит весь, поносит, похудел совсем. Первый ребёнок мой, да ещё сын. Что делать? У нас и фельдшера-то тогда не было. Нужно было в Дождливый везти, на прииски, там доктор был. Сосланный за что-то , его ещё мой отец знал. Пожилой, хороший доктор был. Везти надо сына, не то умрёт. Болезнь какая-то тогда началась, несколько детей сразу умерло. Пошёл я к Уйбану, говрю:
— Сын заболел, умереть может. Надо его быстрей в Дождливый везти. Деньги надо мне, без денег как поеду?
— Нет денег в колхозе, — отвечает.
— У меня же заработанные деньги есть, вот и давайте.
— Заработанные-то деньги есть у тебя, да денег в колхозной кассе нет.
— Что же делать? — спрашиваю. — Надо найти как-то деньги, не то умрёт сынок мой. У Исаковых уже двое от этой болезни умерло.
— Плотникам все колхозные деньги отдали, — говорит. — Не могу ничем помочь.
А тогда целая бригада русских плотников дома в колхозе строила. Им-то зарплату выдали, а нам не выдают.
— Почему так делаешь? — спрашиваю. — Мы тоже работаем, полгода уже денег не получаем. Ни чая, ни муки, ни табака давно нет у нас. Им бы понемногу выдали да нам хоть понемножку.
— Плотники вам дома строят, чтоб вы как все советские люди жили, — говорит Василий. — Линия партии такая, что всех эвенков надо на осёдлую жизнь переводить. Поэтому и выдали все деньги плотникам.
— А мы что, не люди, что ли? — спорю я с ним. — Пока они нам дома настроят, мы с голоду тут поумираем, кому будут нужны дома ваши?!
— Ты тут со мной не спорь, — отвечает он. — Мы линию партии на осёдлость должны выполнять. Ты что-то много против говоришь, несознательный ты. Я председатель, я партийный, я лучше тебя знаю, что делать надо. Смелый ты что-то слишком, линии партии противоречишь, — твердит мне.
— Где хочешь деньги находи и дай мне, — говорю я ему. — Умрёт мой сын, по-своему с тобой рассчитаюсь, не знаю тогда, какую линию ты искать будешь!
Пошёл домой, а сын и вправду совсем плох стал. Пошёл опять к Уйбану, полдня спорил с ним, пристрелить обещал, если сына потеряю. Ну, решили наконец, что одного забракованного оленя дадут мне, чтоб забил, продал, и деньги на дорогу нашёл. А олени те, два их было, забракованных на мясо, в стаде у Улуксандра были. Записку написали, поехал я с той запиской в стадо к пастухам. Тридцать километров до стада. День ушёл на дорогу. Приехал, записку показал, оленя взять хочу. А там ветеринар был, русский. А записка-то по-эвенкийски написана. Не хочет давать он мне оленя, не понимаю, говорит, что тут написано. Хорошо, что Улуксандр кое-как читать умел, отдали. Приехал, привязал оленей, тут Уйбан подходит. Посмотрел и говорит:
— Ты не того оленя привёл, этого мы Большому Василию отдать решили.
— Какая разница, — говорю я. — Какого дали, того и привёл, — всё равно оба забракованных.
— Нет, этот не твой, — говорит он.
Тут Легэле подходит, брат его младший, велит Уйбан оленя Большому Василию отвести. А когда я пойду за другим оленем, больной ребёнок ждать, что ли, будет? Болезнь разве понимает, что я не того оленя привёл, она своё дело знает, меня ждать не будет, пока я туда-сюда ходить буду. Не близко ведь. Начал я снова с Уйбаном спорить, а тот не даёт мне оленя, и всё. Рассердился я и говорю ему:
— Ну и дурак же ты! Напялил шляпу, костюм, так думаешь, поумнел от этого? Всё про линию партии твердишь, а сам поди, что это такое, и не понимаешь!
Ох, как рассердился он, кричать стал, да и я не молчу. До драки дело дошло. Влепил я ему кулаком, он тоже мне в ответ. Разодрались не на шутку. Тут моя жена с сёстрами своими прибежала, повисли у меня на руках. И счетовод тоже прибежал, Уйбана держит. Растащили нас. Меня мои женщины в палатку увели, а счетовод Уйбана увёл. На другой день утром я опять к нему пошёл. Сын-то мой позеленел совсем, рвёт его, огнём горит.
— Дай сейчас же оленя мне, — говорю, — не то плохо тебе будет, попомнишь меня, если сын умрёт.
Нашёл он мне какого-то другого оленя, тощего, совсем мяса нет. Да что делать, ругаться и ссориться уже некогда. Забил я его и тем же плотникам и продал. Повёз сына на Дождливый. Долго лежал там Ладекан.
«Чуть-чуть успел, — сказал мне доктор. — Привёз бы позже, умер бы сын».
Так вот из-за Уйбана чуть сына не лишился. Потом собрание сделали, Уйбан с Большим Василием обвинять стали меня в драке, в суд на меня подать хотели.
— Подавайте, подавайте, — говорю я им. — Я в этот суд бегом, приплясывая побегу, на то он и суд, чтоб виноватого найти, а правого защитить.
Учителем у нас тогда Семён Стручков был, грамотный человек, член сельсовета. Он-то и помог мне, сказав им:
— Тут вины Ивана нет, больше ваша вина. Почему это Большой Василий себе оленя выбирать может? Болезнь-то не ждала, пока вы тут из-за оленя спорили. Если даже в суд подадите, всё равно не ваша правда.
Так вот Уйбан с Большим Василием и остались, рты свои закрыв, говорить-то на правду нечего.
— Сын заболел, умереть может. Надо его быстрей в Дождливый везти. Деньги надо мне, без денег как поеду?
— Нет денег в колхозе, — отвечает.
— У меня же заработанные деньги есть, вот и давайте.
— Заработанные-то деньги есть у тебя, да денег в колхозной кассе нет.
— Что же делать? — спрашиваю. — Надо найти как-то деньги, не то умрёт сынок мой. У Исаковых уже двое от этой болезни умерло.
— Плотникам все колхозные деньги отдали, — говорит. — Не могу ничем помочь.
А тогда целая бригада русских плотников дома в колхозе строила. Им-то зарплату выдали, а нам не выдают.
— Почему так делаешь? — спрашиваю. — Мы тоже работаем, полгода уже денег не получаем. Ни чая, ни муки, ни табака давно нет у нас. Им бы понемногу выдали да нам хоть понемножку.
— Плотники вам дома строят, чтоб вы как все советские люди жили, — говорит Василий. — Линия партии такая, что всех эвенков надо на осёдлую жизнь переводить. Поэтому и выдали все деньги плотникам.
— А мы что, не люди, что ли? — спорю я с ним. — Пока они нам дома настроят, мы с голоду тут поумираем, кому будут нужны дома ваши?!
— Ты тут со мной не спорь, — отвечает он. — Мы линию партии на осёдлость должны выполнять. Ты что-то много против говоришь, несознательный ты. Я председатель, я партийный, я лучше тебя знаю, что делать надо. Смелый ты что-то слишком, линии партии противоречишь, — твердит мне.
— Где хочешь деньги находи и дай мне, — говорю я ему. — Умрёт мой сын, по-своему с тобой рассчитаюсь, не знаю тогда, какую линию ты искать будешь!
Пошёл домой, а сын и вправду совсем плох стал. Пошёл опять к Уйбану, полдня спорил с ним, пристрелить обещал, если сына потеряю. Ну, решили наконец, что одного забракованного оленя дадут мне, чтоб забил, продал, и деньги на дорогу нашёл. А олени те, два их было, забракованных на мясо, в стаде у Улуксандра были. Записку написали, поехал я с той запиской в стадо к пастухам. Тридцать километров до стада. День ушёл на дорогу. Приехал, записку показал, оленя взять хочу. А там ветеринар был, русский. А записка-то по-эвенкийски написана. Не хочет давать он мне оленя, не понимаю, говорит, что тут написано. Хорошо, что Улуксандр кое-как читать умел, отдали. Приехал, привязал оленей, тут Уйбан подходит. Посмотрел и говорит:
— Ты не того оленя привёл, этого мы Большому Василию отдать решили.
— Какая разница, — говорю я. — Какого дали, того и привёл, — всё равно оба забракованных.
— Нет, этот не твой, — говорит он.
Тут Легэле подходит, брат его младший, велит Уйбан оленя Большому Василию отвести. А когда я пойду за другим оленем, больной ребёнок ждать, что ли, будет? Болезнь разве понимает, что я не того оленя привёл, она своё дело знает, меня ждать не будет, пока я туда-сюда ходить буду. Не близко ведь. Начал я снова с Уйбаном спорить, а тот не даёт мне оленя, и всё. Рассердился я и говорю ему:
— Ну и дурак же ты! Напялил шляпу, костюм, так думаешь, поумнел от этого? Всё про линию партии твердишь, а сам поди, что это такое, и не понимаешь!
Ох, как рассердился он, кричать стал, да и я не молчу. До драки дело дошло. Влепил я ему кулаком, он тоже мне в ответ. Разодрались не на шутку. Тут моя жена с сёстрами своими прибежала, повисли у меня на руках. И счетовод тоже прибежал, Уйбана держит. Растащили нас. Меня мои женщины в палатку увели, а счетовод Уйбана увёл. На другой день утром я опять к нему пошёл. Сын-то мой позеленел совсем, рвёт его, огнём горит.
— Дай сейчас же оленя мне, — говорю, — не то плохо тебе будет, попомнишь меня, если сын умрёт.
Нашёл он мне какого-то другого оленя, тощего, совсем мяса нет. Да что делать, ругаться и ссориться уже некогда. Забил я его и тем же плотникам и продал. Повёз сына на Дождливый. Долго лежал там Ладекан.
«Чуть-чуть успел, — сказал мне доктор. — Привёз бы позже, умер бы сын».
Так вот из-за Уйбана чуть сына не лишился. Потом собрание сделали, Уйбан с Большим Василием обвинять стали меня в драке, в суд на меня подать хотели.
— Подавайте, подавайте, — говорю я им. — Я в этот суд бегом, приплясывая побегу, на то он и суд, чтоб виноватого найти, а правого защитить.
Учителем у нас тогда Семён Стручков был, грамотный человек, член сельсовета. Он-то и помог мне, сказав им:
— Тут вины Ивана нет, больше ваша вина. Почему это Большой Василий себе оленя выбирать может? Болезнь-то не ждала, пока вы тут из-за оленя спорили. Если даже в суд подадите, всё равно не ваша правда.
Так вот Уйбан с Большим Василием и остались, рты свои закрыв, говорить-то на правду нечего.
Участие в конкурсе помогло нам расширить свой историко-литературный кругозор, познакомиться с замечательными поэтами и прозаиками Эвенкии и их произведениями. Нас теперь интересует всё, что касается эвенкийской литературы! И каково же было наше удивление, когда мы случайно узнали ошеломляющую новость: оказывается, полюбившийся нам эвенкийский писатель Алитет Николаевич Немтушкин был другом отца сотрудницы богучанской районной газеты «Ангарская правда» Севостьяновой Светланы Леонидовны! Вот так новость! Об этом мы узнали из газеты «Ангарская правда»: «В семье жительницы Богучан Светланы Севостьяновой хранится книга Алитета Немтушкина, подаренная им её папе, Васильеву Леониду Владимировичу. "Птицы, вернитесь..." – это первая прозаическая книга автора»
Леонида и Алитета подружили работа (оба одно время трудились в газете "Советская Эвенкия") и неподдельная любовь к северным просторам, с их суровой природой и сердечными людьми. В дарственной надписи к книге автор отметил: "Васильеву Леониду, старому другу, тунгусу, за любовь к Северу". Леонид Владимирович не был тунгусом по крови, но так его называл Алитет Николаевич – и это было высшим признанием друга как собрата из северных народов.
– Помню, как Алитет Николаевич приходил к нам в гости, – вспоминает Светлана.– Конечно, я не воспринимала его как известного писателя, он был просто другом папы. Они вместе ходили на охоту, рыбачили... И вели долгие беседы на кухне про жизнь. Книга "Птицы, вернитесь..." автобиографична. В ней Алитет Николаевич рассказывает про детские годы: как он рос, как учился, про первые радости и первое горе – потерю бабушки, которая его воспитывала. Написано простым языком, поэтому, когда читаю книгу, кажется, слышу его голос. Уже нет с нами ни Алитета, ни папы. И эта книга – семейная реликвия, она как символ крепкой мужской дружбы. "...Какие сны тебе будут видеться, мальчик, по каким дорогам придется тебе шагать? Не растеряй на тех дорогах свои первые тропки, лица, события, возьми их с собой. Пусть в твоём сердце пылают наши кочевые эвенкийские костры, пусть колотятся в сердце копытами олени, пусть вечно звучат слова бабушки: "Вырастешь большой, будешь иметь крепкое тело, хороший ум и пылкое сердце – это и будут твои крылья!". [2]
Обращение к эвенкийской национальной литературе оставило яркие моменты в нашей памяти, помогающие осознать, как обширна наша многонациональная Россия и насколько интересна литература каждого народа. Пусть изучение эвенкийской национальной литературы станет отправной точкой на пути к вершинам познания литературного творчества других народов России! Мы готовы идти по этому пути…
Рекомендуем прочитать некоторые произведения эвенкийских поэтов и писателей:
Источники:
1.Иванова Э.В. Социо-этнические проблемы истории эвенкийской литературы-https://inlnk.ru/57GEB
2.Соприкасаясь с природой…- «Ангарская правда», 19 ноября 2019 г.
3.Хазанкович Ю.Г. Литература и книжная культура эвенков: к истокам зарождения-
https://inlnk.ru/BpGEd
4.http://my.krskstate.ru/docs/authors/oyegir-nikolay-konstantinovich (Н.Оёгир)
5.https://inlnk.ru/voAde (А.Немтушкин)
6.https://inlnk.ru/YA37o (Г.Кэптукэ)
7.http://journals.tsu.ru/uploads/import/1308/files/10.pdf
8.https://nergb.ru/2021/01/27/galina-varlamova-kjeptukje-sled-v-sudbe-cvoego-naroda/
1.Иванова Э.В. Социо-этнические проблемы истории эвенкийской литературы-https://inlnk.ru/57GEB
2.Соприкасаясь с природой…- «Ангарская правда», 19 ноября 2019 г.
3.Хазанкович Ю.Г. Литература и книжная культура эвенков: к истокам зарождения-
https://inlnk.ru/BpGEd
4.http://my.krskstate.ru/docs/authors/oyegir-nikolay-konstantinovich (Н.Оёгир)
5.https://inlnk.ru/voAde (А.Немтушкин)
6.https://inlnk.ru/YA37o (Г.Кэптукэ)
7.http://journals.tsu.ru/uploads/import/1308/files/10.pdf
8.https://nergb.ru/2021/01/27/galina-varlamova-kjeptukje-sled-v-sudbe-cvoego-naroda/
